В закрытом гарнизоне-2 - Валерий Ковалев

сипло орет Юрка, и, в свете фонарей, на его плечах взблескивают золотые лычки.

– Давай к нам, Юрок! – радостно машем мы руками, а Саня Гриценко закладывает в рот два пальца и оглушительно свистит.

Юрка старше нас года на три и до службы был известным в городе хулиганом.

– А, это вы, – подойдя ближе, добродушно басит он, и плюхается на скамейку.

– Мадеры дернешь? – щелкает Леха ногтем по бидончику.

– А то! – оживляется Юрка и Женька вручает ему наполненный до краев стакан.

– Марочная, – с удовольствием опорожнив его, крякает отпускник и аппетитно хрустит яблоком. – Где взяли?

– Где, где, в Караганде! – смеемся мы, набулькиваем ему второй, а затем пускаем стакан по кругу.

– Знатная вещь, – авторитетно заявляет Юрка и поднимает вверх палец. – Нам на лодках тоже вино дают.

Мы знаем, что он подводник и уважительно киваем головами.

– Закуривайте, – извлекает Юрка из кармана пачку сигарет, и все тянут по одной.

– Импортные? – затягиваясь душистым дымком, интересуется Женька.

– Ну да, – следует ответ. Из Александрии.

– А где это?

– В Египте, темнота, – смеется Юрка. Мы там были с дружеским визитом.

– Здорово, – удивляемся мы. – Это ж надо!

А Юрка самодовольно ухмыляется, снова лезет в карман и вручает всем по тонкой, обернутой в серебристую фольгу пластинке.

– Че это? – нюхает свою Леха.

– Жвачка, – следует ответ. Арабская.

Несколько минут мы сосредоточено чавкаем и выражаем свое удовлетворение.

– Да, ништяк у тебя служба, – говорит Саня. А нам с Валеркой осенью тоже в армию.

– На флот загремите, вот увидите, – покровительственно хлопает меня по плечу Юрка. У нас там шахтерни много.

Со стороны ярко освещенного КПП доносится металлический лязг, и из-за железной двери появляются два сержанта с красными погонами.

– О! – радостно ухмыляется Юрка. – Сапоги! Пойду, пообщаюсь.

– Брось, – отговариваем мы его, – не связывайся.

Солдат из роты охраны в городе традиционно не любят, и если они появляются на танцах, обязательно возникают драки.

– Не, пойду, – сплевывает на землю отпускник, поплотнее насаживает на голову бескозырку и неспешно дефилирует в ту сторону.

О чем они беседуют, нам не слышно, но через минуту мелькает Юркин кулак и один из сержантов с воплем рушится на асфальт.

– В ружье! – испуганно вопит второй и в панике бросается к двери.

Когда Юрка исчезает в ближайшем переулке, оттуда вываливает увешанный амуницией караул и, гремя сапогами, уносится в темноту.

– Хрен они его догонят, – прислушивается к затихающим крикам Леха.

Минут через пять солдаты возвращаются, и двое из них направляются в нашу сторону.

– Слышь, пацаны, – подойдя ближе и тяжело дыша, интересуются один. – Че это за моряк был, вы не в курсе?

– Не, – вертим мы головами, – не в курсе. Наверное, какой-то залетный.

Тот недоверчиво косится на наши ухмыляющиеся рожи, что-то недовольно бурчит и оба звенят подковами в сторону КПП.

– Молодца Юрок – переглядываемся мы и довольно гогочем.

А в ноябре нас с Саней призывают на флот. На полные три года.

Вот тебе и Юрка. Как в воду глядел.

Сиреневый туман

Июнь. Прибалтика. Воскресное утро.

За открытыми окнами ленкомнаты весело чирикают воробьи, оглушительно пахнет сирень и в голубом небе сияет солнце.

Переваривая завтрак, мы сидим за двумя передними столами и внимаем речи замполита.

На носу смотр художественной самодеятельности, и он собрал все экипажные таланты.

Первый, и самый главный – штурманский электрик Иван Лука.

До службы он играл в духовом оркестре дома культуры у себя в Бендерах на инструменте с интригующим названием «корнет-а-пистон», мечтал на службе попасть в музроту, но вместо этого загремел на флот.

Затем следую я, имевший неосторожность закончить на гражданке музыкальный курс по классу баяна, радист Витя Будеев, умеющий стучать на ударнике и радиометрист Саня Ханников, которого я активно обучаю игре на шестиструнной гитаре.

Замыкают блестящую плеяду, исполнители матерных частушек и блатных песен, штурманский электрик Серега Антоненко и турбинист Витька Миронов, по кличке «Желудок».

Смотр, честно говоря, нам по барабану. Но есть стимул. В случае победы, Башир Нухович обещает всем участникам по десять суток отпуска, а это ни хрен собачий, побывать дома всем хочется.

– Итак, какие будут предложения? – отметив важность предстоящего мероприятия, вопрошает капитан 2 ранга.

Мы морщим лбы, изображаем мыслительный процесс и Лука поднимает руку.

– Давай, – шевелит густыми бровями Башир Нухович.

– Я думаю, надо организовать ансамбль, – значительно изрекает Лука. – Вокально-инструментальный. Как в ДОФе.

– Во-во! – экспрессивно поддерживает его Ханников. – И там, это самое, тренироваться.

– Принимается, – подумав, кивает головой замполит. – А что будете исполнять? От каждого коллектива выставляется одна песня, танец и декламация.

В части песни вопрос сложный, и мы чешем затылки.

Дело в том, что те шедевры, которые под гитару или баян, по вечерам звучат в баталерке и кубрике, к предстоящему смотру явно не годятся. В их числе целая серия блатных, ругательных и фольклорных.

– А давайте «Сиреневый туман», – внезапно предлагает Витя Будеев, и все тут же соглашаются. Эту песню, записанную на портативный магнитофон, совсем недавно привез из отпуска кто-то из офицеров, она всем нравится и есть на экипажной «Комете».

– Добро, – кивает Башир Нухович, делая запись в блокноте. – И кто будет петь?

– Желу…, извиняюсь, Миронов, – басит Ханников и хлопает по плечу сидящего рядом Желудка. Тот давится оставшимся от завтрака печеньем, сонно пучит глаза и с готовностью кивает.

– Не подведешь, Миронов? – с надеждой взирает на него замполит.

– Никак нет, товарищ капитан 2 ранга, – вертит башкой Желудок. – Только мне б перед выступлением десяток сырых яиц, для голоса.

– За это можешь не переживать, – следует ответ, и в блокноте делается очередная запись.

– А еще Серега спляшет «яблочко», – киваю я на Антоненко. – Ты как, Серый?

– Нет вопросов, – ослепительно улыбается Серега. – Сбацаю.

– Яблочко – старший матрос Антоненко – аккуратно выводит в блокноте зам. – Ну, а теперь декламация, что будем читать? – обводит он всех глазами.

Мы переглядываемся и нерешительно пожимаем плечами. Поэтов среди нас нету.

– А читать будем «Паспорт» – проникновенно изрекает зам. – Маяковского.

– Это который из штанин? – хитро щурится Ханников и мы смеемся.

– Отставить смех! – хмурится Башир Нухович. – Именно! И грозно обводит нас взглядом.

– А кто будет? Мы не умеем, – вякает Лука, и все кивают головами.

– Комсорг, – следует ответ. – Старший лейтенант Мальцев.

Командир турбинной группы и по совместительству наш комсорг, Мальцев отличается богатырской статью, решительным командным голосом и умением «гнать пургу». Так что за судьбу «Паспорта» можно не беспокоиться.

– Ну, вроде бы все – скрипит стулом заместитель. – Вопросы есть?

– Нам бы того, новую гитару, – нерешительно говорю я.

– Ага, и еще барабан, – подпрягается Витя Будеев.

– Так я ж вам с месяц назад выписывал целых две, где они? – широко распахивает глаза Башир Нухович.

– Одна поломалась, – вздыхает Саня Ханников и косится на Луку.

Накануне, пытаясь переоборудовать одну из гитар в электрическую, умельцы устроили небольшой пожар, и инструмент приказал долго жить.

– Ладно, найду я вам гитару, и барабан, – вздыхает капитан 2 ранга. – А тренироваться будете здесь, в ленкомнате. И чтоб матерных песен мне не петь, ясно?

– Точно так, ясно! – дружно отвечаем мы, проникаясь ответственностью мероприятия.

Всю следующую неделю, после ужина и до отбоя, мы осваиваем нужный репертуар в ленкомнате и ДОФе, куда нас водит лейтенант Мальцев.

Дела идут неплохо и все довольны. Особенно Желудком. У него отличный лирический баритон и врожденное чувство такта.

– Молодец, Миронов, – довольно гудит Соколов. – А я думал, ты только жрать умеешь.

– Не, – хитро ухмыляется Витька, – и петь тоже.

Кроме нашего, в смотре принимают участие еще шесть, обучающихся в Центре экипажей Северного и Тихоокеанского флота, матросы из команды обеспечения и местный подплав.

Ветер

Над Кольской землей, завывая, несется ветер. Он кружит в воздухе снежные вихри, гонит по заливу свинцовые волны и тоскливо воет в сопках.

Пролетая над одной из отдаленных губ, так в Заполярье именуются заливы, ветер замедляет свой бег и немного стихает.

Внизу, в мутной полутьме, размыто просматривается база, холодные, застывшие в припайном льду, тела ракетоносцев и обшарпанные казармы на берегу.